Форум » Ярмарка, балаган, казни и танцы » Состязания труверов... Воспеваем возлюбленных и просто славим красоту мира » Ответить
Состязания труверов... Воспеваем возлюбленных и просто славим красоту мира
Эдуард де Невиль: Dos Amantes
Гаспар Тальякоцци: В честь герцогини и очень в тему. Прелестный триолет. Гийом де Машо " риторик благородный", кажется 15-й век. Мадам, меня любите одного, Поскольку я люблю лишь вас одну. Как искреннего друга своего, Мадам, меня любите одного. Вам без остатка дал себя всего, И к вам душой израненою льну, Мадам, меня любите одного, Поскольку я люблю лишь вас одну.
Шико: Тряхну и я стариной лютней своей, пожалуй... "Марго, портшез уже Вас ждет, И Ваша свита, слуги, кони...", Он все прощаться не идет, "Ну, где же, где?" - и сердце стонет. "Как смеет огорчать меня Презренный шут, обманщик низкий!" В окне заветном нет огня, И ни полслова, ни записки! "Он обещал, он слово дал Со мною у дверей проститься!" Но только демонов оскал Над страхом дамы веселится... "Куда исчез? О, может быть, Настигнут местью у порога?" И безутешная лежит В Наварру дальняя дорога... И вдруг... касание тепла И шепот быстрый "Маргарита..." В руке ее кулон закрытый Полупрозрачного стекла. И только тень: как легкий дым, Он растворился вновь во мраке... Она же, попрощавшись с ним, Другого обрела в Нераке...
Катрин де Монпансье: Гаспар Тальякоцци В мою честь? Аааа, это так трогательно)))) *растаяла* Благодарю!
Реми ле Одуэн: Вариации на тему: Кто первый задира у нас, Конечно Бюсси д'Амбуаз, Кто верен и нежен спроси: Ответят сеньор де Бюсси. ............................................. Сеньор Бюсси менять привычки не намерен, Со всеми дамами он нежен, каждой верен. ............................................ Что забияка он, то было всем понятно, Что нежен это только вероятно, Покуда Катарина-дура не призналася подруге, Подруга новость разнесла по всей округе. Все дамы знать хотят, их дьявол укуси, И вправду ли так нежен де Бюсси.
Реми ле Одуэн: Луи Клермон де Амбуаз, Сам черт придумал видно вас, Придумал вас от карих глаз До взмаха непокорной челкой. Против десятка шли не раз, Луи Клермон де Амбуаз, Разя врага с насмешкой колкой. С ума сводили вы не раз, Луи Клермон де Амбуаз, Сияние влюбленных глаз И шорох быстрокрылых фраз: "О, сам Бюсси де Амбуаз!" Храни вас бог, молюсь за вас, Луи Клермон де Амбуаз.
Реми ле Одуэн: Портрет неизвестного мужчины в Лувре . Его глаза подлунные озера, Мерцающие черные агаты. Свидетели внезапного позора, Они навек несут печаль утраты. Его уста пурпуровая рана, Прорезаная лезвием проклятья, Его уста бутон тюльпана, Сомкнутый древностью заклятья. В смоле волос серебряная нить, Прозрачна рук фарфоровая кожа. Он может улыбаться и шутить, Но вот любить- любить уже не может.
Реми ле Одуэн: А это в честь самого красивого, самого храброго, самого доброго и благородного человека эпохи. Человека командовашего Альпийской дивизией, создавшего воинское подразделение французских альпийских горных стрелков, по сей день лучшее в мире. Человека взявшего Мантую, разбившего в щепы гильотину, переломившего шпагу, чтобы не стрелять в вандейских повстанцев, пославшего Наполеона в ответ на предложение возглавить геноцид на Гаити: " Я сам негр. Никогда я не совершу преступления против человечества и против расы". Одним словом, в вашу честь, генерал Тома-Александр Дюма маркиз Дави Де Ла Пайетри. Задумав вас создать, великий скульптор бог-отец Тряхнув кудрями отложил для мрамора резец. Из золотисто-смуглой бронзы он героя отливал, Смеялся и кипел, сиял и плавился металл. Взмахнув ресницами, переступив небес чертог, На берега Гаити вышел смуглый полубог. Мой генерал, все аллегории напрасны, Вы ангельски красивы, дьявольски прекрасны. В минуту вдохновения вас создал вдохновенный бог, Но черт лукавый в том создателю помог.
Гаспар Тальякоцци: Мне интересны русские романсы. И я ищу текст первоисточника. При перепевах выпадают целые куплеты, меняется смысл. Поэтому вашему вниманию предлагаю тексты русских романсов, близкие к первоисточнику. Мой любимый жестокий романс "Хуторок" моего любимого поэта и земляка Алексея Кольцова. Напоминает сюжет турского квеста. Вступление: история рассказаная в романсе подлинная. Произошла под Воронежем, в красивейшем месте на Кожевенном кордоне. Молодой егерь влюбленный в " роковую красотку-вдову" застрелил вдовшку, двух её ухажеров купца и рыбака и застрелился сам. Такая вот кровавая драма. Хуторок За рекой на горе лес зеленый шумит, За рекой под горой хуторочек стоит. В том лесу соловей звонко песни поет, Молодая вдова в хуторочке живет. В эту ночь-полуночь удалой молодец Хотел быть, навестить молодую вдову. Рыболов на реке поздно рыбу ловил , Погулять-ночевать в хуторочек приплыл. Запозднился купец на дороге большой, Он зашел погулять ко вдове молодой. Загорелся огонь, закурилась изба, Для гостей дорогих стол готовит вдова. За столом с рыбаком уж гуляет купец, А в окошко глядит удалой молодец. И пошел с рыбаком купец песни играть, Молодую вдову обнимать-целовать. Не стерпел удалой, загорелась душа И как глазом моргнул, растворилась изба. И с тех пор в хуторке уж никто не живет, Лишь один соловей звонко песни поет. И ещё пару поэтических строчек от Алексея Кольцова. Через Воронежскую степь пролегал великий российский путь скота. Кольцов был гуртоправ ( наш россиский ковбой) и прасол- торговец скотом. У нас говорят " Прасол поясом подпоясан, сердце пламенное, а грудь каменная". За свою короткую жизнь ( 33 года) он был то самым богатым горожанином, то все проматывал до копейки . Последний роман у него был с самой красивой женщиной Воронежа, нашей роковой красавицей Лебединцевой, с ней он все спустил до нитки. Вот как о ней он пишет Белинскому: " Тело- мрамор, коса- шелк, ножка- нет равной в Воронеже". Хорошо сказал. И жил красиво, любить так любить, гулять так гулять.
Гаспар Тальякоцци: А вот мной отрыт первоисточник " Славное море священный Байкал". Дмитрий Давыдов . " Думы беглеца на Байкале" 1858 г. Славное море- привольный Байкал, Славный корабль омулевая бочка... Ну, Баргузин, пошевеливай вал... Плыть молодцу недалечко. Долго я звонкие цепи носил, Худо мне было в норах Акатуя, Старый товарищ бежать пособил, Ожил я волю почуя. Шилка и Нерчинск не страшны теперь, Горная стража меня не видала, В дебрях не тронул прожорливый зверь, Пуля стрелка-миновала. Шел я и в ночь и средь белого дня, Близ городов я поглядывал зорко; Хлебом кормили крестьянки меня, Парни снабжали махоркой. Весело я на сосновом бревне Вплавь чрез глубокие реки пускался; Мелкие речки встречалися мне- Вброд через них пробирался. У моря струсил немного беглец; Берег обширен, а нет ни корыта; Шел я каргой и пришел наконец К бочке, дресвою замытой. Нечего думать- Бог счастья послал: В этой посудине бык не утонет; Труса достанет и на судне вал- Смелого в бочке не тронет. Тесно в ней было бы жить омулям; Рыбки, утешьтесь моими словами: Раз побывать в Акатуе бы вам- В бочку полезли бы сами! Четверо суток верчусь на волне; Парусом служит армяк дыроватый, Добрая лодка попалася мне, Лишь на ходу мешковата. Близко виднеются горы и лес, Буду спокойно скрываться под тенью, Можно и тут погулять бы, да бес Тянет к родному селенью. Славное море - привольный Байкал, Славный корабль омулевая бочка.... Ну, Баргузин, пошевеливай вал... Плыть молодцу недалечко!
Гаспар Тальякоцци: О.Э. Мандельштам НОВЕЛЛИНО Вы помните, как бегуны У Данта Алигьери Соревновались в честь весны В своей зеленой вере. По темнобархатным лугам В сафьяновых сапожках Они пестрели по холмам Как маки на дорожках. Уж эти мне говоруны, Бродяги-флорентийцы- Отъявленные все лгуны Наемные убийцы. Они, под звон колоколов Молились богу спьяну, Они дарили соколов Турецкому султану. Увы, растаяла свеча Молодчиков каленых, Что хаживали вполплеча В камзольчиках зеленых, Что пересиливали срам И чУмную заразу, И всевозможным господам Прислуживали сразу. И нет рассказчика для жен В порчных длинных платьях, Что проводили дни, как сон, В пленительных занятьях: Лепили воск, мотали шелк, Учили попугаев И в спальню, видя в этом толк, Пускали негодяев.
Гаспар Тальякоцци: Джордано Бруно ( тот самый) Тот бог, что мир громами сотрясает, К Данае сходит золотым дождем, Он Леду видом лебедя прельщает, Он Мнемозину ловит пастухом, Драконом Прозерпину обнимает, А сестрам Кадма предстает быком, Мой путь иной: едва лишь мысль взлетает, Из твари становлюсь я божеством! Сатурн был лошаком, Нептун - дельфином, Лозою-Вакх, а бог богов- павлином, Был вороном пресветлый Аполлон, Был в пастуха Меркурий превращен, А у меня- обратная дорога: Меня Любовь преображает в Бога!
Гаспар Тальякоцци: Пьер де Ронсар Сто раз глаза твои и рот я буду целовать, Чтоб раньше научиласть ты вставать! ................... Тирсо де Молина Моя пленительная лгунья, Моя прелестная ханжа, Моя премудрая шалунья, Моя любовь и госпожа. ........................ В. Шекспир Не знаю я, как шествуют богини, Но милая ступает по земле. ........................................ Жоашен дю Белле Люблю, кляну, дерзаю, но не смею, Из пламени преображаюсь в лед, Бегу назад, едва пройдя вперед, И наслаждаюсь мукою своею.
Гаспар Тальякоцци: Маргарита Наварррская ПРИПРАВА СМЕРТИ Приправа смерти пряна и остра И тело жжет до самого нутра. Кому её не хочется хлебнуть? Ведь только смерть дает душе прильнуть К сосуду очищенья и добра. Утратив брата, вслед за нем сестра- Ей смерть страшна была ещё вчера- Свой хлеб скорее жаждет обмакнуть В приправу смерти. Она душой спокойна и бодра И чувствет, что ей теперь пора К Спасителю идти в последний путь, И нетерпенье ей стесняет грудь. Она губами тянется с одра К приправе смерти.
Гаспар Тальякоцци: Пусть душа будет гордой, Пусть рука будет твердой, Пусть слова наши будут Чистой святой правдой, Пусть милосердным будет Меткий удар гардой.
Гаспар Тальякоцци: Дитя шутя играется отцовской шпагой, Портреты прадедов со стен глядят с отвагой. Играет солнца луч в чистейшем золоте кудрей, Суровой строгой вечности шаги звучат ясней. Между прошедшим и грядущим столько сходства, И стражами застыли Рыцарство и Благородство.
Гаспар Тальякоцци: Грустный блеск карих глаз потуши, На мгновенье себя покажи, На мгновенье одно стань собой, Повернись несмешной стороной. Как же ты благороден и знатен! Как красив, величав и как статен. На мгновенье одно стань собой, До чего ты прекрасен, бог мой!
Гаспар Тальякоцци: В честь супругов д'Альбон. Не мое, но подходит очень. Я песню новую свою Готов начать без страха. А ну, споёмьте про швею И беглого монаха. Приходит к повару монах: "Давай скорей обедать, Чем в четырех стенах сидеть, Хочу швею проведать". Вот он поел и побежал Плененный белой шейкой, Всю ночь в постели пролежал С красоткой белошвейкой. В монастыре колокола Зовут монахов к мессе. Эх! Что сказал бы мой аббат, Когда бы знал что здесь я. Он пред аббатом предстает, Потупив долу очи. "Мой сын, изволь-ка дать отчет, Где был ты этой ночью?" И говорит ему чернец: "Я спал с моею милкой И пли вино, святой отец, Бутылка за бутылкой!" Весь день гудят колокола Томительным набатом, Монах шепчут: "Вот дела! Что будет с бедным братом!" Монах ответил им: " Друзья! Чтоб сдохнуть мне на месте, Но мне милей моя швея, Чем все аббаты вместе!" Кто эту песенку сложил Ходил когда-то в рясе. В монастыре монахом жил, Да смылся восвояси.
Антуан д'Альбон: Гаспар Тальякоцци Благодарю!
Шико: Кажется, у Гумилева есть другая, более полная версия стихотворения: Картина в Лувре работы неизвестного Его глаза — подземные озера, Покинутые царские чертоги. Отмечен знаком высшего позора, Он никогда не говорит о Боге. Его уста — пурпуровая рана От лезвия, пропитанного ядом. Печальные, сомкнувшиеся рано, Они зовут к непознанным усладам. И руки — бледный мрамор полнолуний, В них ужасы неснятого проклятья, Они ласкали девушек-колдуний И ведали кровавые распятья. Ему в веках достался странный жребий — Служить мечтой убийцы и поэта, Быть может, как родился он — на небе Кровавая растаяла комета. В его душе столетние обиды, В его душе печали без названья. На все сады Мадонны и Киприды Не променяет он воспоминанья. Он злобен, но не злобой святотатца, И нежен цвет его атласной кожи. Он может улыбаться и смеяться, Но плакать… плакать больше он не может.
Гаспар Тальякоцци: Это портрет дьявола.
полная версия страницы