Форум » Париж стоит мессы! » "Венец творенья, дивная Диана..." (с) Париж, март 1578 года » Ответить
"Венец творенья, дивная Диана..." (с) Париж, март 1578 года
Monsoreau:
Ответов - 27, стр:
1 2 All
Monsoreau: Монсоро озадаченно уставился на свою жену, тщетно пытаясь сложить вместе рассыпанную перед ним головоломку. – Клубок лжи? – повторил он, более растерянно, нежели возмущенно. – О чем вы, мадам? Я лишь минуту назад разговаривал с вашим отцом, он ни в чем меня не обвиняет… Нет, главный ловчий еще не сомневался в своей супруге – зародившееся было у него подозрение было чересчур ужасно, чтобы допускать иные мысли, а потому просьба, которой Диана закончила свои речи, осталась совершенно без внимания.
Диана де Монсоро: - Право же, Вы странный, человек, сударь, - усмехнулась молодая графиня. - Я говорю Вам: Ваша ложь раскрыта, а Вас беспокоит только одно: кто смеет Вас обвинять! Да, может быть, мой отец не сказал Вам ни слова сейчас. Но когда он только что уверился в том, что я жива и что его обманули, он добивался аудиенции у принца Анжуйского, чтобы потребовать заслуженного наказания для Вас и аннулировать брак. Дальше Вы сами знаете: принц почему-то принял Вашу сторону, и теперь уже нет смысла в чем-либо еще обвинять того, кто все равно остается моим супругом. Или Вы думаете, что батюшка будет упрекать Вас всякий раз, как увидит? Диана почувствовала себя чуть свободнее, но все же решила не покидать свое место у подоконника: мало ли какая буря еще ожидает ее, - и начала прохаживаться у окна, рассуждая вслух: - Граф, давайте не будем снова и снова вести разговор по замкнутому кругу. Раз уж так случилось в моей жизни, раз уж я была столь слабовольна и безрассудна, что дала согласие на брак с Вами - не буду вновь упоминать про обстоятельства его заключения, - теперь уж этого не исправить. Мой отец смирился, впрочем, он и раньше ничего не имел против Вас в качестве зятя. Я же, не буду скрывать, по-прежнему не чувствую особого расположения к Вам, хотя и не отрицаю, что Вы старались быть галантным, любезным и всегда вели себя предупредительно со мною. Не думайте, что я не ценю и не замечаю этого. Мое большое желание – чтобы между нами, наконец, установился мир. Расторгнуть брак невозможно, так пусть он хотя бы не будет мучителен для нас обоих! Ведь каждодневные крики и ссоры до добра не доведут. Прошу Вас, перестаньте мучить меня и себя, не требуйте от меня невозможного – и я тоже постараюсь быть с Вами столь же любезной, как и Вы со мной. Девушка расхрабрилась и с каждой фразой подходила все ближе к Монсоро, тон ее голоса становился все более тихим и умиротворяющим. В самом деле, раз уж им предстояло прожить друг подле друга целую жизнь, и ничего с этим сделать было нельзя, значит, надо было найти какой-то способ мирного существования, удовлетворяющий интересы обоих супругов, насколько возможно.
Monsoreau: При иных обстоятельствах граф заинтересовался бы, быть может, отчего его жена так обеспокоена подробностями его разоблачения, но сейчас он был слишком потрясен пришедшей ему в голову ужасной возможностью, чтобы даже заметить, как «клубок лжи» снова превратился в одну-единственную ложь. Потому он даже не напомнил супруге, что единственным, кто имел право упрекать его за мнимую смерть Дианы, был ее отец, а ее мягкий призыв к умеренности остался если не без внимания, то без ответа. – Париж… вас очень утомляет, сударыня? – осторожно спросил он. Понимание, что она по-прежнему может поставить ему в вину только ложь ее отцу, успокоило его, но червь подозрения продолжал терзать его душу.
Диана де Монсоро: У Дианы возникло ощущение, что эти слова она уже слышала совсем недавно. Граф, определенно, не придавал значения ее речам, он ожидал от нее какого-то другого ответа: возможно, ее поведение интересовало его больше, нежели слова? Может, ее жесты, выражение лица, наклон головы неосторожно выдавали то, о чем не говорили уста? Девушка вновь почувствовала себя скованной под пронизывающим взглядом супруга, к которому она столь неосторожно приблизилась. Но деваться было некуда: если сейчас отпрянуть, он, чего доброго, заподозрит что-нибудь ужасное. Ревность, подозрительность и способность делать из незначительных деталей большие выводы, по мнению Дианы, были присущи Монсоро. Понять бы только, что происходит в данный момент: это продолжение шествия по кругу или все-таки выход на новый виток спирали? - Да, сударь, - ответила Диана печально, - я уже говорила Вам, что мне тяжело здесь. Меня утомляет необходимость бывать при дворе, Вы должно быть и сами это заметили. Что же касается Парижа, то я так мало видела его, что этот город остается для меня чужим и холодным.
Monsoreau: Несколько мгновений граф молчал, испытующе глядя на жену и сам того не осознавая – в мыслях его царил полный хаос. О да, она уже говорила, что боится придворных интриг, что хочет вернуться в провинцию, к отцу… Возможно, это и будет наилучшим выходом. Старый барон, конечно, души не чает в своей дочери, но та же накрахмаленно-снежная рыцарственность, которая не позволила бы ему солгать, будучи спрошенным о Диане, не допустит ни малейшего попустительства в заботах о ее чести… а если отправить с ними Гаспара, то в случае необходимости его можно будет тут же послать в Париж… – Что вы со мной делаете, мадам! – Возглас сорвался с губ Монсоро помимо его воли, и на щеках его снова проступили багровые пятна. – Когда более всего на свете я желал бы быть рядом с вами… неужели вы и вправду… Тут Монсоро вынужден был на миг замолчать: сказать «тронулись рассудком после пережитого» было не только бестактно, но и опасно – вдруг именно эти слова и подтолкнут ее… – Неужели вы и вправду хотите вернуться в замок вашего отца? – спросил он. – Мадам, обещайте мне, что вы не уйдете в монастырь, умоляю! Другой – да что другой, сам граф в иных обстоятельствах! – вспомнил бы, что брак с Дианой де Меридор давал ему надежду приобрести в будущем все состояние ее отца, которое старый воин и не помышлял передать кому-либо кроме обожаемой дочери, пока она украшала собой этот мир, но к чести главного ловчего сейчас эта мысль ему в голову не пришла.
Диана де Монсоро: Кажется, разговор и вправду выходил на новый виток спирали. По крайней мере, о монастыре граф еще не упоминал... Но откуда вдруг взялась эта мысль? Сама Диана об этом и не думала, пусть даже пред ее мысленным взором картина будущего представала безрадостной. Тот же Бюсси, по ее убеждению, после представления ко двору был навсегда потерян для нее. Она замечала на себе его пламенные взгляды в первый вечер при дворе, но ответить не могла: рядом был Монсоро. Ну, а потом исчезли из виду и эти взгляды, и сам красавчик Бюсси. Наверно, решил, что она попыталась воспользоваться его помощью, и когда все сорвалось, оказалась неспособной даже на простую благодарность... Никакой возможности увидеться с ним и объяснить свое поведение у Дианы не было. Оставалось признать, что Бюсси д'Амбуаз, возможно, нашел новый предмет для обожания. А значит, нет больше смысла тянуть время и оставаться в Париже, который опостылел ей еще больше после этого. И придется графине де Монсоро всю жизнь переступать через свое отвращение, терпеть общество ненавистного мужа и охранять себя от него, сколько получится. Но уйти в монастырь - нет, такой мысли ей и в голову не приходило! - Что Вы, сударь, я и не помышляла о монастыре, - удивленно произнесла девушка. - Речь действительно идет всего лишь о возвращении домой, в Меридор. Впрочем, я уже поняла: у Вас должность при дворе, Вы связаны обязательствами, и это вряд ли возможно... Что же, я не смею более настаивать. Если Вам угодно, чтобы я переехала в другой дом - хорошо, я согласна. Но все же позвольте Вам сказать, что те люди, которые крутятся под моими окнами каждый вечер, скорее всего найдут меня и там.
Марко Гальярди: Тема "заморожена"
полная версия страницы